Военная карьера барона, служившего в русских войсках и до революции, была связана с Забайкальем. Сюда он вместе б казачьим атаманом Семеновым был послан после революции Керенским для формирования бурятских полков. В годы гражданской войны Унгерн фон Штернберг подавлял народные движения в Сибири и Забайкалье. За эти «заслуги» Семенов присвоил своему помощнику, 35-летнему Унгерну, чин генерал лейтенанта. В 1920 г. барон, расставшись с Семеновым. И разбитыми Красной Армией колчаковцами, самостоятельно организовал вооруженную банду из разбойничьего сброда: русских казаков-монархистов, а также контрреволюционно настроенных монголов, китайцев, бурят и японцев. Местом своей деятельности он избрал Монголию. Здесь хозяйничали тогда китайские милитаристы, ликвидировавшие остатки монгольской автономии . Глава ламаистской церкви «живой бог» — богдогэгэн вместе с монгольской феодальной знатью жалко пресмыкался перед чиновниками пекинского правительства. Вместе с тем по стране поднималось мощное народно-освободительное движение, руководимое Монгольской народно-революционной партией во главе с Сухэ-Батором.

Барон Унгерн, хорошо знавший обстановку в Монголии, играя на национальных чувствах монгольского народа, выдвинул лозунг «освобождения» страны и восстановления ее автономии Он сумел воздействовать на богдогэгэна, которого насильно при вез в свой штаб, и заручился обещанием его поддержки. В конце 1920 г. Унгерн со своей бандой двинулся в Монголию. В феврале следующего года он захватил ее столицу — Ургу — и восстановил богдогэгэна на престоле. Фактически диктатором в стране стал он сам.

В Урге окончательно оформились «философия» и политическое кредо барона. Отпрыск христианских рыцарей-крестоносцев, сокрушавших неверных «за веру Христову», барон Унгерн выступил против европейского «гнилого Запада» и выдвинул идею... воссоздания «Срединной Азиатской империи», подобной империи Чингисхана, чей образ он избрал своим идеалом. Эта империя должна была объединить под властью свергнутой народом в Китае маньчжурской династии Цин все территории, на которых жили племена «монгольского корня»,— Китай, Маньчжурию, Монголию, Тибет и некоторые области Советского Туркестана. В последующем барон мечтал восстановить монархию в России и во всем мире.

Будущее человечества представлялось Унгерну весьма просто. Власть в государствах должна принадлежать монархам, опирающимся на дворян и аристократию; фабрики и заводы — их владельцам, земля — помещикам. Рабочие, крестьяне, солдаты должны работать, служить и повиноваться монарху, капиталистам и помещикам. И никакого участия в государственной и общественной деятельности. Всякая революция — враг государства и народов. Порядок в стране должен поддерживаться силой; за нарушение дисциплины и веры в бога применять телесные наказания (до 100 ударов палками или кнутом) и казни.

Унгерн сносился с китайскими генералами, боровшимися против революционного движения в Китае и за восстановление монархии (Чжан Цзо-лин); с маньчжурским принцем, претендентом на престол в Срединном царстве; с феодальной верхушкой монгольских племен. Как средневековый рыцарь, он предлагал им свою саблю и службу: писал письма, приглашал объединиться во имя по дававшей ему покоя «идеи».

В письме, направленном главам киргизских племен, Унгерн писал: «Зная хорошо Запад, где родились гибельные учения большевизма и коммунизма, зная западную культуру, оценивая пользу и вред, идущие оттуда, я ясно вижу, что монгольским племенам, где бы они ни жили, грозит смертельная опасность как со стороны Русской, так и со стороны Китайской революции... Надо спасаться и начать борьбу... Я продумал план этой борьбы. Он одобрен Святейшим Богдоханом и лучшими людьми Монголии. Борьба эта — в объединении всех племен внешней и внутренней Монголии, управляемой ныне Богдоханом и его правительством в Урге. Дальнейшей задачей — соединение всех племен и верований монгольского корня в одно независимое могущественное Срединное государство, которое будет как ветвь тройного дерева питаться от могучего древнего древа, верное прежним заветам Срединной империи, возглавляемое императором из кочевой Маньчжурской династии, носительницы веры, верности и любви ко всем народам великого Могола»

В письме одному из китайских генералов он так формулировал свои замыслы: «Следующий этап организационной работы в Азии, работы, идущей под лозунгом «Азия для азиатов», является образование Срединного Монгольского царства, в которое должны войти все монгольские народы. Я уже начал сношения с киргизами и отправляю письмо влиятельному деятелю Алаш-орды, бывшему члену Государственной думы, очень образованному киргизскому патриоту, потомку наследственных ханов Букеевской орды (от Иртыша до Волги) — А. М. Букай-хану.

Необходимо нам из Пекина действовать в этом направлении на Тибет, Китайский (восточный) Туркестан и особенно в пер¬вую очередь на Синсян (Синьцзян.— Д. Г.)...

Необходимо подчеркнуть во всех сношениях необходимость спасения Китая от революционной смерти путем восстановления маньчжурской династии...» В окончательном восстановлении династии Цинов, писал Унгерн, «я вижу меру борьбы с мировой революцией».

Унгерн понимал, что восстановление монархии в России — дело очень трудное, и поэтому, предлагая свою службу китайскому реакционному генералу, писал ему: «Я, к сожалению, остался в настоящее время без хозяина. Семенов меня бросил, но у меня есть деньги и оружие. Вашему превосходительству известна моя ненависть к революционерам, где бы они ни были, и потому понятна моя готовность помогать работе по восстановлению монархии под общим руководством вождя, генерала Чжан Цзо-лина. Сейчас думать о восстановлении царей Европы из-за испорченности европейской науки и вследствие испорченности этих народов, обезумевших под идеями социализма, невозможно. Пока возможно только начать восстановление Срединного царства и народов, соприкасающихся с ним, до Каспийского моря и только тогда начать восстановление Российской монархии, если народ к тому времени образумится. А если нет, то и его покорить».

А вот отдельные «мысли» барона: «Государства крепки своими монархами и их верными помощниками — аристократами.

У нас, аристократов, одна идея, одна цель, одно дело — восстановление царей...», «Самое наивысшее воплощение идеи царизма — это соединение Божества с человеческой властью, как Богдыхан в Китае, Богдохан в Халхе и в старые времена русские цари» .

Как видим, «теории» прибалтийского барона не отличались оригинальностью: он повторял давно осужденные передовыми людьми средневековые представления о власти и государстве. Но, странное дело, его замыслы явно приходились по душе японским милитаристам, мечтавшим о создании под протекторатом Японии нового государства в составе Монголии, Маньчжурии, Тибета и некоторых русских дальневосточных областей. Как пи старался барон доказать самобытность своих «идей», они, по существу, совпадали с позицией японских милитаристов и с честолюбивыми мечтами потомков восточных деспотов. Недаром маньчжурский принц, претендент на престол в будущей «Срединной Азиатской империи», в ознаменование «заслуг» Унгерна издал «милостивый указ», по которому барону предоставлялось право иметь паланкин зеленого цвета, красновато-желтую курму, желтые поводья, трехочковое павлинье перо и присваивалось звание «Дающий развитие государству Великий Герой». А глава ламаистской церкви — богдогэгэн — присвоил ему высший княжеский титул в Монголии — «Ван».

К маю 1921 г., кочуя со своей ордой по монгольским степям, грабя местное население, Унгерн почти исчерпал средства «кормления». 21 мая он издал приказ о наступлении против Красной Армии в Советской Сибири. Приказ этот являл собою документ, в котором причудливо переплетались «философские» разглагольствования Унгерна, его религиозно-мистические бредни, желание одурачить малосознательных людей, изуверство черносотенца. Русский народ, говорилось в приказе, «в нед¬рах своей души преданный Вере, Царям и Отечеству», под влиянием интеллигенции и «неприменимых принципов революционной культуры, революционных бурь с Запада», «начал,— по мнению Унгерна,— сбиваться с прямого пути», и Российская империя распалась. «Россию, — проповедовал барон,— надо строить заново». И вот как он предлагал это сделать. «Ему (народу.— Д. Г.),—писал Унгерн,— нужны имена, имена всем известные, дорогие и чтимые. Такое имя лишь одно — законный Хозяин земли русской — Император Всероссийский Михаил Александрович». Эту кандидатуру в цари он и выдвинул, ссылаясь... на Евангелие. Когда впоследствии дознавались, почему он это сделал, Унгерн отвечал: «Я верю в Евангелие. По Евангелию выходит (глава XI.— Д. Г.), что есть предсказание пророка Даниила,— и это должно быть в июле 1921 г.— пришествие Михаила. На этих предположениях мы стоим...»
В том же приказе Унгерн предписывал своим войскам во время похода «комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями. Все имущество их конфисковать» (п. 9 приказа). «Мера наказания может быть лишь одна — смертная казнь разных степеней. Единоличным начальникам, карающим преступника, помнить об искоренении зла до конца и навсегда и о том, что неуклонность в суровости суда ведет к миру, к которому мы все стремимся, как к высшему дару Неба» (п. 10 приказа). «Продовольствие и другое снабжение конфисковать у тех жителей, у которых оно еще не было взято красными» (п. 14)

Погоны Азиатской конной дивизии

Унгерн утверждал в приказе, что он подчиняется атаману Семенову, который также в начале июня выступит против Красной Армии со стороны Уссурийского края «при поддержке японских войск или без этой поддержки...».

«Философско»-черносотенный приказ монархистского мракобеса Унгерна, задуманный им как некий манифест к русскому народу, не мог вдохновить крестьянские массы, которые покончили с монархией и помещиками. К объявленному бароном походу присоединился лишь генерал А. С. Бакич, начавший со своей бандой наступление с китайской территории в Алтайский край. Но народ не поддержал ни Унгерна, ни Бакича, ни кровавого Семенова. Двигаясь по левому берегу Селенги на Троицко-Савск, Унгерн оставлял за собою пепелища сожженных деревень и трупы. Все имущество «непокорных» Унгерн раздавал участникам своей банды, кормившейся за счет грабежей. Как-то Унгерну, находившемуся со своей бандой в Кулингинской станице, сообщили, что многие казаки станицы ушли в степи к красным партизанам. Унгерн приказал составить список всех родственников казаков, ушедших к красным. Накануне ухода из станицы он распорядился, чтобы все не попавшие в список в течение двух часов выехали из станицы, после чего Кулингу отдать во власть солдат Татарского полка. Пьяные бандиты грабили дома, насиловали женщин, а ночью подожгли станицу. Унгерн «покорял» русский народ методами Чингисхана.

Между тем народно-освободительное движение в Монголии разрасталось и крепло. В начале 1921 г. там образовалось Народно-революционное правительство, и армия во главе с Сухэ-Батором повела успешную борьбу с китайскими милитаристами и белогвардейской бандой Унгерна. По просьбе Временного на родного правительства на помощь монголам пришла Красная Армия, вступившая в столицу Монголии — Ургу. Тогда и богдогэгэн выступил против Унгерна, призывая народ уничтожить этого «распутного вора».

В августе 1921 г. Красная Армия совместно с монгольскими народными войсками разбила банду Унгерна. Чекисты же, под руководством полномочного представителя ОГПУ по Сибири И. П. Павлуновского, организовали захват живым этого налима народа. В войска Унгерна были посланы разведчики, которые провели большую работу среди унгернских солдат, и они сами выдали барона красноармейцам.
15 сентября в Новониколаевске (ныне Новосибирск) состоялось открытое судебное заседание Чрезвычайного революционного трибунала по делу Унгерна. Суд заседал в составе председателя Сибирского отдела Верховного революционного трибунала Опарина, членов Габишева, Гуляева, А. Д. Кравченко, И. Кудрявцева. Обвинителем выступил Емельян Ярославский, защищал Боголюбов.
Высокий, худощавый, белокурый, с длинными свисающими усами, одетый в потертый желтый монгольский халат (тот самый, который пожаловал ему маньчжурский принц), с генеральскими погонами на халате и георгиевским крестом, стоял угрюмый Унгерн перед пролетарским судом. «Я на одном конце,— говорил он,— вы па другом. В свете есть две противоположности: доброе и злое, горячее и холодное, плюс и минус. Одно представляет власть труда, другое — монархия. Пусть и на Мадагаскаре, и в Индостане, и в России... должны объединиться и монархисты».

Чрезвычайный революционный трибунал признал, что Унгерн предпринял попытку свергнуть советский строй, причем «путь к этой попытке [вел] по рекам пролитой крови не только советских работников и их семей, но и невинных женщин и детей — не убиваемых, а истерзываемых и предаваемых самым бесчеловечным, известным нам только по глубокой истории, пыткам. Сжигались громадные села с женщинами и детьми (село Укыр и др.), расстреливалось сотнями крестьянство (станица Мензинская). Применялись пытки такого рода (сажание на лед, раскаленную крышу, битье кнутами, такое, чтобы летели куски мяса, и т. п.), о которых при упоминании и особенно при зверском хладнокровии Унгерна, вполне сознавшегося в их применении, невольно вспоминается феодализм со всеми его разными бесчеловечными правами феодалов» .
Унгерн был приговорен к единственно возможному наказа нию — к смерти — и казнен в Новониколаевске.

Барон Унгерн перед расстрелом. Новониколаевск. 15.09.1921

Такая же участь постигла и другого участника похода на Советскую Россию. В декабре 1921 г. Красная Армия разгромила банду Бакича, который с небольшим отрядом своих головорезов бежал в Монголию, где был взят в плен и передан Советской власти. В мае 1922 г. Сибирское отделение военной коллегии Верховного революционного трибунала рассмотрело дело о злодеяниях генерала Бакича и шестнадцати его соучастников, в том числе его начальника штаба, генерала Смольнина-Терванда, генерала Шеметова, полковника Токарева и др. Все они были сурово наказаны.

По книге Ем. Ярославский. Барон Роман Унгерн фон Штернберг. Птб., 1922