Проживающий в Тель-Авиве 78-летний Николай Соловьев называет себя главным претендентом на клад Нарышкина, который был найден в марте в Петербурге (об этом читайте здесь). Он утверждает, что о тайнике с сокровищами в особняке на улице Чайковского, 29 он узнал еще в детстве от своего отца Павла Нарышкина.

— Николай Павлович, вы утверждаете что являетесь претендентом на клад Нарышкиных, который был найден в Петербурге? Какое отношение вы имеете к роду Нарышкиных?

— Я являюсь сыном Павла Васильевича Нарышкина. Мой дед — Василий Нарышкин — последний хозяин особняка на улице Чайковского, д.29. Отец служил офицером в царской армии в конной артиллерии. Он был участником Первой мировой войны, воевал на территории Польши. В 1915 году родитель попал в немецкий плен под фамилией Соловьев. Дело в том, что у него был адъютант по фамилии Соловьев. Адъютанта убили, а мой отец взял его документы, а свои оставил у погибшего. Имя и отчество у них были одинаковыми, оба были Павлами Васильевичами.

— Первая мировая закончилась в ноябре 1918 года. Где оказался ваш отец после плена?

— В 1919 году, когда появилась возможность покинуть лагерь, мой отец ушел в Польшу. Он поселился в городе Плоцк, что в 120 километрах западнее Варшавы. Много русских тогда оставалось в Польше, поскольку это была самая близкая территория к России. Все думали, что Советская власть установилась не надолго, и завтра-послезавтра мы вернемся домой. Здесь же мой отец женился на баронессе Софии Оленчик. У ее родственников были большие поместья в Полтавской губернии под Кременчугом, но сами они жили в Польше. В Плоцке в 1929 году родился мой старший брат Павел, в 1934 году на свет появился я, а в 1937 младший брат Владимир. В 1937 году скончалась моя мать, она была похоронена на русском кладбище.

— Все это время ваша семья жила в Плоцке под фамилией Соловьевых?

— Тем, кому было надо, знали нас как Нарышкиных, но мы носили фамилию Соловьевых. В силу обстоятельств, нам требовалось сохранять инкогнито. Мой отец был в Польше регентом русской общины. В городе жили князья, графы, было две школы и церковь. Мы с семьей посещали многие званые обеды, везде нам был почет и уважение. Я, будучи подростком, шпингалетом, не слышал, чтобы кто-нибудь ко мне в школе обращался на ты, только на вы. Но все было законспирировано.

— Так а что же с кладом в особняке в Петербурге? Сообщается, что обнаруженные сокровища были завернуты в газеты 1917 года, а получается, что ваш отец покинул Россию в 1914 году?

— Клад действительно упаковывали в 1917 году перед Октябрьской революцией. Это делали мои дяди, братья моего отца, и ротмистр лейб-гвардии Гусарского полка Сергей Сомов (его документы были также найдены в тайнике на Чайковского, 29, — прим "Росбалта"). Тайник был сделан еще при строительстве дома. В него-то и были перенесены ценности. Такие места имели многие петербургские семьи, как говорится, на всякий пожарный. Сомов, покинув Россию, поселился во Франции. Оттуда он несколько раз приезжал к нам в Плоцк и общался с моим отцом. Советовал ему покинуть Польшу, перебраться во Францию. Отец отказался. Последний раз Сомов приезжал к нам где-то в 1943-1944 году. Тогда же я и узнал о существовании клада в домев Петербурге.

— Как это произошло?

— Об этом рассказал отец, когда мне было девять лет. Он сообщил и о кладе, и о том, где он находится, и о том, сколько от какой стены нужно делать шагов, чтобы его найти. В моей памяти этот момент отчетливо сохранился. Старший брат вообще все помнил до сантиметра. Отец нам сказал, что мы доживем до того времени, когда все изменится.

Родитель много рассказывал о кладе. Например, сегодня сообщают, что на некоторых предметах утвари выгравированы надписи. Так вот отец говорил, что на одной то ли супнице, то ли вазе должна быть надпись "Как я была молода, как я была резва...". Это первая часть четверостишия, которое знали все Нарышкины. Вторую часть я вам озвучивать не буду. Это был условный знак, пароль, его всегда Нарышкины при встречах произносили.

— Во время Второй мировой войны вы продолжали находиться в Плоцке?

— Да. В 1939 году, когда Германия напала на Польшу, мой отец заявил: "Я со своим народом воевать не буду". А в июне 1945 года нас погрузили в эшелоны и вывезли на территорию Советского Союза, в Одесскую область, Раздельнянский район в поселок Кучурган. Если бы мы тогда сказали, что мы Нарышкины, то нас повезли бы в другие края.

Из мягкого польского климата мы переехали туда, где малярийные комары и плюс 40 градусов. Переселенцы мерли как мухи. Отец причитал: "Боже мой, куда я вас привез!". В марте 1946 года умер мой младший брат Владимир, а в июле того же года и мой отец Павел Васильевич Нарышкин.

— Что вам советовал отец перед смертью? Он давал какие-то наставления?

— Меня и старшего брата Павла он предупредил, что мы должны слиться с серой массой, иначе нас уничтожат. Мы послушались его совета. Брат окончил курсы трактористы, работал в совхозе. Женился. Его дочь, моя племянница, Анна Павловна Мокряк, в девичестве Соловьева, до сих по живет под Одессой в Беляевском районе. У нее двое сыновей.

Я после смерти отца попал в детский дом. Потом закончил техникум. Служил в советской армии. Затем начался период коммунистических строек, а я по профессии строитель. Работал в Казахстане, в Ленинграде, в Москве строил гостиницу на Дорогомиловской набережной, затем перебрался в Киев. В 1980 году женился на еврейке, а в 1991 переехал в Израиль, в Тель-Авив. Мой отец перед смертью говорил, что я должен жениться на еврейке и уехать на святую землю. Я выполнил его наказ. В Израиле я 13,5 лет проработал в строительной компании. Сегодня являюсь пенсионером.

— Как вы узнали, что клад в Петербурге найден?

— Знаете, у меня было странное предчувствие. Мне приснился сон, что фамильные ценности найдены. На следующий день увидел сюжет о находке по телевизору. Через неделю более подробную информацию нашел в сети Интернет… Какое-то время я вообще не хотел давать о себе знать. Переживал, колебался. Знаете ведь, что бывает при дележке (об истории с нахождением хозяина клада читайте здесь). Хуже всего на свете — это что-нибудь делить. Мой родитель говорил, что лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Отец наставлял, что не надо объявляться до поры до времени. Все-таки, я думаю, что время дать о себе знать наступило.

В Интернете я прочитал, что говорят о находке мои родственницы из Франции и Швецарии. Но они далеки от истины.

— А кто, кстати, эти две дамы, которых сегодня называют прямыми потомками Нарышкиных?

— Это троюродные племянницы моего дяди.

— Ваша семья как отнеслась к этому сообщению?

— Жена посоветовала успокоиться. Дочери тоже говорят: "Папа, не надо".

— А ваши родственники, которые проживают под Одессой, Анна Павловна и ее сыновья, вы им сообщили о находке? Вы поддерживаете с ними контакты?

— Я почти каждый год езжу на Украину. Помогаю им, чем могу. Но о кладе еще не сообщал.

Николай Павлович Соловьев (Нарышкин) с племянницей Анной Павловной Мокряк (Соловьевой) у могилы своего отца в селе Очеретовка, Раздельнянский района, Одесской области.

— Николай Павлович, но вы же понимаете, что вам надо будет документально доказать свое родство, что вы из рода князей Нарышкиных?

— У меня сохранилась одна фотография моих родителей. Есть переселенческий лист, по которому нас выселяли из Плоцка. В этом году я хочу поехать в Польшу. Постараюсь разыскать кого-нибудь из родственников со стороны моей матери. Надеюсь, что еще жив кто-то из моих одноклассников, тех, кто называл меня когда-то на Вы. Кроме того с нами из Плоцка уезжал и священник, но если нас вывезли под Одессу, то его в Белоруссию, в Пинск. У священника был сын Игорь и дочка Ольга. Я хочу их разыскать. Они должны быть моими первыми свидетелями моей истины. Ведь в церковной книге должна быть запись о моем рождении.

Беседовал Александр Калинин

О спорах вокруг того, где должен находится клад Нарышкина, читайте здесь

Открыть галерею

Подробнее: